— Да. Убив его, даже самым жестоким образом, вы избавите его от страданий. Рано или поздно пытки его убьют. Но если продать его в рабство, то он на собственной шкуре испытает всё то, на что долгие годы обрекал других, и длиться это будет не просто долго, а очень долго, — ответил Вадим.
Задумчиво посмотрев на Юргена, Свейн пожал плечами и спросил:
— А язык вырезать зачем?
— Чтобы его никто не мог понять. Ведь всех этих рабов тоже никто не понимает.
— А ведь верно, — неожиданно поддержал Вадима Рольф. — Этот подонок продал в рабство кучу народа, вот пусть на своей шкуре и испытает, что это такое.
— В Византии очень любят ромейских рабов, — вдруг усмехнулся Свейн.
— А что с остальными делать? — спросил Рольф.
— То же самое, — решительно ответил Юрген.
— А рабов куда девать? — не унимался гигант.
— Продадим в Гизе вместе с караком, — отмахнулся Свейн.
— Тогда всех этих уродов придётся клеймить, — ответил Рольф.
— Вот и займись этим, — приказал капитан.
Из трюма достали небольшую жаровню и, разведя в ней огонь, начали раскалять железное клеймо, нашедшееся в трюме. С пленников сорвали рубашки и, связав, уложили на палубе. Вадим, не желая этого видеть, отошёл в сторону и, присев на банку, задумчиво посмотрел на раба, медленно ворочавшего весло.
Покосившись на него, чернокожий неуверенно улыбнулся. Чуть усмехнувшись в ответ, Вадим вдруг подумал, что этот странный народ угнетали всё время его существования. Послышалась гортанная команда, и рабы дружно опустили вёсла, испугано глядя на девушку, которую Свейн вызвал в качестве переводчика.
Первым клеймили купца. Один из воинов, разжав ему челюсти, кузнечными щипцами оттянул язык и одним взмахом кинжала отсёк его. Стоявший рядом Рольф тут же прижёг остаток куском раскалённого железа, и над кораблём раздался душераздирающий визг. Прижав купца коленом к доскам палубы, гигант приложил к обнажённому плечу раскалённое клеймо.
Закончив, он пинком отбросил клейменого в сторону. Видевшие это рабы растерянно переглянулись, не понимая, что происходит. Викинги клеймили работорговцев спокойно и деловито, как скот. Над кораблём раздавались крики боли и пахло палёной плотью.
Усилием воли Вадим сдержал эмоциональный порыв вступиться за пленников и, покосившись на сидящего рядом чернокожего, вдруг увидел, с каким интересом тот наблюдает за процедурой.
«Дикие времена, дикие нравы», — подумал Вадим, всматриваясь в море.
Он давно уже понял: чтобы выжить здесь, ему придётся стать таким же диким и необузданным, как его случайные соратники. Но не думал, что это будет так кроваво. Даже имея за плечами спецкурс вполне определённой подготовки и личное кладбище, Вадим не одобрял ненужной жестокости. Но судя по всему, жителям этого мира было глубоко наплевать на его моральные терзания.
Наконец процедура клеймения закончилась, и воины разошлись по своим местам. Снова прозвучала команда, и рабы взялись за вёсла. Новоявленных рабов, не развязывая, сбросили в трюм. Настороженно наблюдавшим за экзекуцией девушкам выдали по кожаному ведру и велели отмыть палубу от крови и грязи.
Два корабля шли вдоль береговой линии на расстоянии половины полёта стрелы друг от друга. Поднявшись, Вадим перешёл на корму и, присев на борт, задумчиво спросил у кормчего:
— Скажи, Юрген, куда мы пойдём после Гизы?
— Спроси старого кашалота, — пожал тот плечами, кивая на ярла. — А вообще теперь мы смело можем вернуться обратно в Нордхейм. Выплатим Рыжему Олафу виру, и можно будет готовиться к зиме.
— А времени хватит? На севере лето короткое, — протянул Вадим.
— У красной скалы стоит брошенный дом. Мы могли бы поселиться там.
— А как случилось, что у всей команды не осталось близких? — задумчиво спросил Вадим.
— Наши корабли ходят далеко. По всему миру. Но каждую осень мы стараемся вернуться обратно, в родные фьорды, чтобы начать промысел и обеспечить общину запасами еды. Осенью наше море бурное. Многие не возвращаются с промысла. Ещё больше не возвращаются из походов. Так всё и случилось.
— Неужели ни у кого из парней никого не осталось?
— Только дальние родственники в других кланах. Пять зим назад наш ярл вышел с десятью кораблями в море и наткнулся на стадо китов-убийц. Знаешь, что это такое?
— Косатки? — спросил Вадим, быстро порывшись в памяти.
— Они самые. Самый страшный хищник морей. Страшнее только морской змей. Но он редко поднимается на поверхность, а вот косатки, сбиваясь в стаи, нападают на всё, что кажется им съедобным или опасным. С одним китом экипаж драккара ещё может справиться, а вот со стаей… Не знаю, что там случилось, но ярл приказал начать охоту, и стая словно взбесилась. Из десяти кораблей вернулась только «Синяя акула». С тех пор в нашем фьорде только один корабль.
— Тогда почему вы не строите другие?
— А кто будет ходить на них? Ведь людей тоже не осталось.
— А что нужно, чтобы свободные воины пришли в ваш фьорд?
— Корабли и деньги. А ещё удача ярла. Но теперь, когда Рыжий Олаф подмял под себя почти всех ярлов, об этом остается только мечтать. Он жаждет власти над всем севером и никому не позволит встать на своём пути. Те, кому это не по нраву, вынуждены искать лучшей доли в чужих землях.
— Тогда зачем платить ему виру? Не проще ли найти свободную землю и начать жизнь заново? — спросил Вадим.
— Нордхейм — наша родина, — пожал плечами Юрген.
— Родина там, где человек. Потому что она в душе каждого, — возразил Вадим.